Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду
В моей работе было небольшое разнообразие. Седой оказался мужиком со смекалкой и продавал мою услугу, рекламируя меня под разными образами. Как-то он дал мне денег и сказал:
– Жанетка, дуй в «Детский мир» и купи себе платьишко короткое, сандалики, школьную форму с фартучком, и джинсики свои тоже принеси… пусть тут гардеробчик на разный случай стоит.
Сначала я не поняла, зачем нужен маскарад. Но потом всё встало на свои места.
Оказалось, мужики «за фантазии» готовы доплачивать. Если дядька хотел, чтобы ему сделала минет школьница, я надевала форму с пионерским галстуком. Если клиент просил, чтобы его отработал мальчик – я наряжалась в джинсики. Седой заранее обговаривал пожелания мужчины, звонил на квартиру и пока вёл клиента, я переодевалась и представала уже в образе. За эти спектакли Седой кассировал надбавку. А мне что? Что так, что эдак. Какая разница, в каком платье сосать. Один фиг. А клиенту приятно. Некоторые реально возбудившись, пытались проверить, что у меня между ног. Особенно опасно было, когда я работала под пацана. Но я тут же начинала вопить: «Дяденька не надо!» и из недр комнаты возникал Седой.
– Не тронь, отойди, – пресекал он запрещённые приёмы, – договорились же, только в рот.
Неизвестно, чем бы закончилась вся эта минетная деятельность, если бы не Вероника. Седой, кроме девиц «легкого поведения», ничем не чуждаясь, промышлял и травкой. Однажды, заскочив за травкой к Седому, Вероника увидела меня – полупьяную и совершенно несчастную.
– А что у тебя за девчонка там? – кивнув в мою сторону, спросила Вероника, собираясь уже уходить.
– Да ничего… девица, между прочим… в смысле девушка непорочная… продаю, вот, – насмехался Седой, – а ну, иди сюда, – крикнул он мне, – покажись Вероничке, она оценит, сколько за тебя взять можно…
Почти в полном безразличии я встала и подошла к Седому.
– Скинь-ка шмотки, Жанетка, – приказал он, и я послушно разделась, зная, если что не так, он может и огреть огромной лапищей, куда ни попадя, как случалось уже не раз.
Стянув через голову платье, я осталась в одних трусах. От сквозняка по телу побежали мурашки, а соски выперли толстыми горошинами.
Вероника внимательно посмотрела на меня, прищурившись, словно и правда подсчитывая, сколько стоят мои ноги, зубы и грудь вместе взятые.
– Не забудь за целку накинуть… – балагурил Седой, хлопнув меня по тощему заду, отчего я дёрнулась, едва удержавшись на ногах.
– А знаешь, я возьму её у тебя.– Вероника назвала цену, сразу же потянувшись в сумочку за деньгами. Седой хотел возражать или торговаться, но Вероника уже достала пачку долларов и, отслюнявив несколько купюр, протянула Седому.
– Вот… на, держи. Остальное после… сначала убедиться надо, что она девица. Одевайся, – сказала Вероника мне, – быстро… я жду на улице… – и вышла из квартиры.
6.
Вероника стала моим ангелом. Знакомство с ней оказалось именно тем шансом, о котором вещала тётка Светка.
– С седовского кресла вывернешься, – обещала мудрая баба и оказалась права.
Не знаю, что привлекло во мне Веронику. Действительно ли я ей понравилась чем-то или она просто пожалела худосочную девчонку. Скорее второе. Разве может понравиться кому-то полудетское создание, с зачатками грудей, плоским, вдавленным животом и печально торчащим лобком, покрытым редкими жёлтыми кудрями. Во мне тогда не было и пятидесяти кило. На детском лице выделялись большие глаза, обрамлённые кругами тёмных обводов от вечного недосыпания, недоедания и непомерного приёма водки. Единственным, что меня немного украшало и вызывало симпатию, был курносый нос, браво торчащий кверху. Впрочем, такой же был и у Вероники, что делало нас похожими друг на друга. Правда, это было единственным нашим внешним сходством. Во всём остальном Вероника сильно отличалась от меня. У неё, хотя и не было лишнего веса, присутствовали все необходимые составляющие женской фигуры – и достаточно крупная попа, и прилично большие груди. Рядом с Вероникой я спокойно сходила за её дочь.
– Он тебя к наркоте не приучил? – спросила Вероника, когда мы отъехали от Седого.
– Неа, – отрицательно качнула я головой. – А куда вы меня везёте? – спросила я скорее для приличия. Рядом с новой знакомой я чувствовала себя уверенной и совершенно ничего не боялась.
– Ко мне поедем. Там посмотрим, – ответила Вероника.
– А у тёти Светы вещи мои лежат… забрать бы… – пробормотала я.
– Какие у тебя вещи? – усмехнулась Вероника, – будешь себя хорошо вести, купим новое.
– А вы почему меня забрали, – осмелела я.
– Кончай называть меня на «вы», – отозвалась Вероника, – мне двадцать один. А ты меня в тётки записала. Кстати, тебе-то сколько?
– В этом году десятилетку окончила. Вот хотела в Москве по-новому…
– Ой-ли, – перебила меня Вероника и недоверчиво посмотрела на меня, оценивая мой возраст. – Врёшь, небось. Лет пятнадцать, не больше…
– Да, правда, окончила, – подтвердила я, – у меня и паспорт есть, могу показать. А выгляжу так… ну, от природы такая. Седой сказал, что это на руку. Клиентам говорил, что мне двенадцать. За малолеток-то больше денег дают. Заставлял хвостик на голове завязывать и бантик цеплять. Вот придурок. Теперь и в детсаду так не носят…
У Вероники была небольшая, но уютная квартира в девятиэтажке. Она зашла в ванную и крутанула краны, наполняя её водой, предварительно хлюпнув из большой банки зелёные капли пенящейся жидкости. Из-под струи вспыхнули огромные облака пены.
– Сначала купаться… марш, грязнуля, – весело сказала Вероника, играя роль матери, которая ей, похоже, нравилась. – Лезь в ванну, я сейчас приду.
Ничуть не волнуясь и не ожидая неприятностей, я разделась и прыгнула в воду, расплескав белые воздушные шарики, которые стремительно взмыли ввысь и стали медленно оседать на пол. Я лежала в тёплой воде, наблюдая за пеной парящей вокруг меня и прислушивалась к звукам, доносящимся из квартиры. Вероника гремела чем-то на кухне, напевая мотив популярной в то время песни Пугачёвой. Мне тоже нравилась эта песня, и я стала подпевать, вторя ей.
– Ледяной водою айсберг, из тумана выплывает…
Минут через пять, Вероника зашла в ванную, держа поднос, на котором стояли стаканы, бутылка красного вина, гроздь винограда.
– Выпьем за знакомство, – сказала она, пристроив поднос на крышку унитаза, скинула с себя тонкий халатик, который соскользнул и неслышно упал к ногам. Ловко перешагнув край ванны, плюхнулась в воду.
Мы полулежали в воде «валетом», лицом друг к другу. Пена полностью прикрывала тела, кроме рук и лиц. Я подтянула свои ноги под себя, боясь мешать хозяйке. Сидела, поджав колени, и обхватив их руками.
– Ну, чего зажалась, боишься что ли? – спросила Вероника, смеясь.– Не укушу… Ну, расслабься, отдыхай, все свои…
Я расслабилась и стала вытягивать ноги, разгибая в коленях. Вероника, вынув ноги из воды, положила их на край ванны… Передо мной торчали её розовые подошвы, в клочьях пены. Я оказалась как бы между её ног. Поэтому вытянувшись полностью, упёрлась пальцами в густую и жёсткую шевелюру в Вероникином паху. Испугавшись, что сделала что-то не так, я дёрнулась, собираясь опять подтянуть ноги, но Вероника поймала меня за большой палец, и с силой уложила мои ступни снова туда, куда они уткнулись.
– Ну, что ты в самом деле… трусиха… сейчас выпьем, ну-ка, – бормотала Вероника протягивая руку к подносу.
Она взяла стакан с уже налитым в него вином и отхлебнула.
Неотрывно глядя мне в глаза, она вдруг вытянула губы дудочкой и выплюнула красную жидкость, ровной струёй плеснув её мне в лицо. Растерявшись, я смотрела на веселящуюся женщину, не зная, как реагировать. Она засмеялась, запрокинув голову назад, затем резко приподнялась из воды и, нагнувшись ко мне, стала слизывать с моих щёк, скатывающиеся капли вина. Она облизала щёки, потом лизнула торчащий нос, губы… Вероника стояла надо мной на четвереньках, упершись руками в дно ванны. Груди плавно качались надо водой, едва касаясь сосками поверхности.
Вероника коснулась своими губами моих. Сначала едва ощутимо, затем с силой сжав мой рот… и поцеловала длинным поцелуем. До этого никто меня не целовал. Ни мужчина, ни женщина. Мои игры с Галкой, когда та обследовала мою промежность, всегда считала постыдными. Поцелуй женщины для меня был невообразимым… я растерялась, принимая поцелуй Вероники, но не отвечая ей.
– Ну, чего же ты… возьми, возьми мою грудь… разве тебе неприятно? Или ты боишься? Ну же… – она говорила с придыханием, диктуя, что делать. – Неумёха… девочка моя… глупышка… ничего, я тебя научу… ты умница. Всё у нас получится…
Я послушно подставила под раскачивающуюся грудь Вероники свои ладошки, между пальцев проскочил её сосок, и я автоматически сжала его. Она снова поцеловала меня, просунув в меня язык. Во мне боролись два чувства. Чувство восторга от ощущений, сладостным елеем разливавшихся по телу от каждого касания… с чувством ужаса от происходящего, запретного, грешного, непозволительного.
